«Феминизм — грязное слово». Что бы Маркс и Энгельс подумали сегодня?
В отличие от SWP, RMT имеет некоторые аппараты женских собраний, объединений женщин и консультативных комитетов. Смогут ли они в равной степени противостоять патриархальной тенденциозности на институциональном уровне, которая стирает всякую веру в женщину, осмелившуюся выйти вперед? Продемонстрирует ли RMT отсутствие терпимости к такому поведению? Ни один человек не может быть сторонником классовой борьбы и совершать насильственные акты, ибо акты эти влекут за собой политические разногласия и подрывают революционную классовую борьбу .
9 марта The Guardian online сообщает о предполагаемом насилии, сокрытом SWP , подробно рассказывая о системных злоупотреблениях в отношении молодых представительниц партии. “Они сказали: «Если ты будешь называть его насильником, у тебя будут серьёзные неприятности. Если хотя бы кому-то расскажешь об этом, тебе несдобровать… Их даже не будут интересовать подробности. Они не те люди, с которыми стоит связываться.»“
3 марта один из товарищей, мужчина, занимающий руководящую должность в Коммунистической партии Великобритании, в своём подкасте вновь соотнёс феминизм с проблемой. Джек Конрад сетует на то, что тематика раскалывающая SWP кажется такой «тривиальной» (подкаст, к слову, длится 20 минут), а аргументы аполитичны. Тут же он поспешно поправляет себя, утверждая, что, конечно, “вопрос о насилии не является тривиальным”, но, по его мнению, это еще не несёт политического характера, поэтому вряд ли стоит на этой почве устраивать баталии.
Казалось бы, феминизм — опасная инфекция, угрожающая пробраться во все эти марксистские секты с их привилегированными знаниями. Феминистки всех мастей, буржуазные и революционные, будут настаивать на том, что люди, занимающиеся насилием и сексуальными домогательствами, при любых условиях должны быть привлечены к ответственности. Это же и мечта государства, чтобы ключевые фигуры в RMT или даже SWP предстали перед буржуазным судом в процессах, связанных в сексуальными злоупотреблениям. Но все представители левых в настоящее время не имеют аппарат, который смог бы хотя в некоторой степени обеспечить возможность независимого расследования подобных тяжких преступлений против личности. Речь идет о революционной культуре и осознании необходимости начать развивать альтернативные системы правосудия. Есть ли у нас шансы, если изнасилование само по себе не рассматривается марксистами как вопрос политический?
С позиции сторонницы прямого действия, анархо-марксизма, феминизма и дарвиновской антропологии (что вкупе делает меня довольно странным леваком) я пишу в Международный женский день, 96ю годовщину начала февральской революции в России. И я держу свою голову в руках. Серьёзно ли марксистские сектанты предполагают, что они собираются улучшить свое соотношение полов (85 % на 15% мужчин и женщин соответственно), запустив это сообщение как испорченную пластинку? «Товарищи женщины, забудьте, что вы женщины, присоединитесь к борьбе с рабочими … Да, вам может вдвойне прилететь, когда вы будете исполнять функции матерей и домохозяек, но посвятите себя революции, дорогие, и мы уничтожим патриархат!»
Не пора ли товарищам обоих полов высунуть голову из своей пещеры, вдохнуть воздуха и почувствовать замшелость позднего капиталистического патриархата? Разве они не заметили всех этих католических священников, кардиналов, апологетов педофилов с BBC, руководителей Lib Dem, ключевых фигур в RMT и SWP, обвинённых в насилии и сексуальных преступлениях – и это потому что все больше и больше жертв не собираются держать рот на замке, не собираются укреплять комфортные позиции альфа-самцов, совершающих бандитские акты? Древние неолитические иерархии гендера обросли сомнениями, и не только в Европе, но и во всем мире.
Сьюмас Милн, журналист The Guardian, известный своими левыми взглядами, описывает, как женщины отдуваются ввиду банковского кризиса. Женщины являются основной массой тех, кто отдаёт труд на низкооплачиваемой, нестабильной работе, а также на работе с неполной занятостью; женщины же больше всего страдают от сокращений. С точки зрения потери рабочих мест в общественном секторе, в пятидесятые годы страдали больше всех именно женщины.
В знаменитой работе журналиста BBC Пола Мэйсона “Why It’s Kicking Off Everywhere: The New Global Revolutions”, в частности, выявлены сопутствующие молодежные и гендерные аспекты. Женщины, по его словам, являются основой новых движений: изначальным лидером протеста, организатором, координатором и представителем является «образованная молодая женщина».
Чем больше женщин выйдет на улицы, организуется и оккупирует их, тем больше будет характерной женской практики участия в протестном движении, в том числе и плотное сотрудничество и революционная солидарность, но, помимо этого, будет и больше домогательств и угроз изнасилования, и подобный ужасающий эффект можно было пронаблюдать на площади Тахрир в самый разгар египетской революции. Это подчёркивает все противоречия борьбы при соучастии лидеров исламистов бок о бок с сознательными революционерами.
Изнасилование не политический вопрос? Попробуйте сказать это женщине на площади Тахрир, которая сталкивается с постыдными угрозами изнасилования и преследования, исходящими от бандитов, подкупленных представителями патриархальной иерархии из правительства. Авангард революции включает в себя именно тех мужчин, которые понимают политическую важность защиты и помощи своим женщинам-товарищам, находящимся на улицах. Иными словами, авангард представляют мужчины, которые понимают, что изнасилование вопрос политический, и отдают должное присутствию женщин как фактору существенно важному для осознанной революции.
Изнасилование не носит политический характер? Попробуйте объяснить Марксу. Различные марксистские секты, стремясь сохранить свои священные доктрины для дня, когда они возглавят революцию, могут не рассматривать женщину, продолжение рода и сексуальность, как важные, политические вопросы. Но так ли это для Маркса и Энгельса? Давайте обратимся к тому, что они сами говорят по этому поводу.
В 1844 году Маркс писал: “Актуальным, естественным и необходимым отношением человека к человеку является отношение мужчины к женщине.” Он продолжает: “Целая ступень развития может быть оценена на данной основе. Из характера этих отношений можно заключить, насколько далеко ушли прогресс и самосознание человека, как существа родового… Это также показывает, насколько человечными стали потребности, и, следовательно, насколько другой человек, как личность, стал одной из потребностей индивидуума, какое место он занимает в существовании индивидуума, являясь в то же время социальным существом.”
«Родовая жизнь» в своей природной форме являла собой жизнь сексуальную, со всем, что подразумевается в отношении взаимности, обмена и продуктивности. В своей исключительной человеческой культурной форме, родовая жизнь была экономически-продуктивной жизнью, т. е. трудом — опять же, со всем, что подразумевается в плане обмена и взаимности. Испокон веков производство было двойственным процессом родовой жизни: “Создание жизни, как в отношении собственного труда, так и в отношении продолжении рода, теперь представляет двойную связь: с одной стороны, естественные отношения, с другой же, отношения социальные”. Тем не менее, естественные отношения, секс, были сами по себе социальными, а общественные отношения, труд, развивались в тесной взаимосвязи с природой.
В понимании Маркса и Энгельса, исконно человеческие переплетения не подразумевали никакого конфликта двумя формами родовой жизни — между сексом и трудом, семьёй и производством, женщиной и мужчиной. Как производство, так и продолжение рода проводились через кланы (поколения, построение которых шло по принципу «материнского права», когда самки одного клана «женились» как целая группа на самцах другого), и находились под взаимным, коммунальным контролем женщин и мужчин. Жизни мужчины и женщины состояли из актов обмена между отдельными лицами как сознательно социальными существами, сексуального обмена, социализированного, насколько это возможно, и интегрированного в систему труда:
“Обмен человеческой деятельностью в самом процессе производстве, а также продуктами этого производства друг с другом, по сути, эквивалентен родовой деятельности и родовому использованию, реальной, сознательной и истинной сущностью чего является общественная деятельность и общественное пользование.
Мотивация к обмену подбивалась не личной выгодой, а удовольствием от дарения, взаимности, поскольку, как и в сексуальных отношениях, удовольствие партнера в равной степени является удовольствием собственным: “Поскольку каждый из нас существо человеческое, поскольку наши ощущения обладают человеческой природой, взаимное самоутверждение приносит взаимное удовольствие”.
Потеря женщинами подлинного равенства, Маркс и Энгельс напрямую связывают с подъемом сельского хозяйства, когда вместо прежних отношений сексуальной и экономической взаимности, возникла “собственность: зародыш, первая форма, которая лежит в семье”. Мужчина с позиции мужа теперь может приватизировать и использовать сексуальность, репродуктивную функцию, экономически выгодную рабочую силу женщины и её детей. Родовая жизнь теперь трансформировалась в свою противоположность — жажду личной выгоды. Институт семьи стал отграниченным и противопоставленным более широкому сообществу, общество было разделено на семьи, “сопротивляющиеся друг другу”. Это является основой всей последующей структуризации классового общества. Энгельс цитировал Маркса: “Современная семья содержит в зародыше не только рабство, но и крепостничество, так как с самого начала связана со сферой сельскохозяйственных услуг. В миниатюре она содержит все те противоречия, которые позже распространяются в обществе и государстве”.
Энгельс продолжает описывать, как, для того, чтобы убедиться в верности жены и, следовательно, в отцовстве, “женщина предоставляется безоговорочно во власть мужа, и если он убьет ее, он лишь реализует свои права”. Как объект частной собственности, жена предоставила контроль над своей сексуальностью и продуктами сексуальность, детьми, просто для поддержания своего существования. Родовая жизнь стала «средством индивидуальной жизни». Это превратилось в обязательную форму труда, в которой “жизнедеятельность и продуктивная жизнь теперь кажутся человеку только средствами для удовлетворения потребностей, необходимостью поддержания физического существования”.
Противоречие завершено: сама деятельность, в которой женщины и мужчины переступают за пределы личностные и выражают человеческую сущность — производить для других, а не только для себя — была подчинена эгоистичной, животной жадности. Общественное производство и воспроизводство, как формы человеческой родовой жизни, теперь выглядят как отдельные, чуждые силы, противостоящие лицам, чья деятельность создала их. Маркс пишет о рабочем под гнётом капитала: “Сказать, что человек отчуждается от себя, то же, что сказать, что общество этого отчужденного человека является карикатурой его реальной человеческой природы, истинной родовой жизни, что, следовательно, его деятельность доставляет ему страдания, его собственное творение предстаёт как чуждая ему сила, его богатство и бедность, природная связь, которая связывает его с другими людьми, выглядит как связь неестественная, абстрагирование от других; жизнь предстает как жертва жизни, реализации сущности как потеря реальности в жизни, производство как производство собственного ничтожества, власть как власть над самим собой, и он сам, мастер своего творения, выступает как собственный раб”.
В своем вступительном слове к Энгельсу антрополог с марксистско-феминистскими взглядами Элеонора Ликок пишет: “В некотором смысле превращение способности рожать в обязанность является завершающим шагом к отчуждению в нашем обществе. И причина не просто в том, что женщины, вынашивающие детей, более ограничены в своей деятельность… это не было помехой даже в условиях ограниченной технологии охоты и собирательства, что, конечно, не имеет никакого отношения к сегодняшнему дню”. Маркс и Энгельс напрямую приписывали свою модель отчуждения, присущую классовому угнетению, к «окончательному отчуждению» женщин от их собственных репродуктивных способностей.
В ранних работах Маркс определял систематическую параллель между, с одной стороны, женщины (противопоставленной мужчине) в качестве существенно-продуктивного пола, а с другой стороны, труда (противопоставленного капиталу) в качестве существенно-производительной категории. Классовые отношения дублируют на социальном уровне сексуальные отношения, включают их и из них же проистекают. Система сексуального доминирования, при которой женщины рассматриваются как всего лишь орудие производства, привела к тому, что мужчин стали также рассматривать как обычное орудие производства.
Капиталистические экономические принципы сами по себе ведут к проституции, подчёркивает Маркс. Проституция является лишь логической экстраполяцией системы: “Даже само родовое отношение, отношение между мужчиной и женщиной становится предметом торговли”. Или еще: “Проституция является лишь специфическим выражением всеобщей проституции работника.
Доказательство того, что Маркс и Энгельс действительно воспринимали сексуальность очень серьезно. Диалектическое видение будущего пролетариата у Маркса и Энгельса состояло в возврате на более высокой уровень древней свободы родовых или клановых обществ, существовавших, как некогда выразился антрополог Льюис Генри Морган, в «древнем обществе». А это подразумевало, по большому счёту, сексуальную эмансипацию женщин путем восстановления старых равенств. Если первоначальной формой отношений, построенных на угнетении, было межличностное угнетение женщин мужчинами, то именно это, прежде всего, было мишенью для революционной атаки. Самым очевидным провалом приверженцев марксизма была неспособность развить изучение пола и класса. Тем не менее, развитие основного тезиса Маркса и Энгельса о сексе может произойти только в эпоху феминистской сознательности.
Феминистки, придерживающиеся марксистских воззрений, чаще всего присоединяются к марксистам, которые фактически игнорируют рассуждения Маркса о поле, расценивая «Происхождение семьи» Энгельс а как нечто позорное и непригодное. Они гнут линию, что классовая борьба была первичной, в то время как «политика личного» является индифферентным и косвенным вопросом. Женщинам пришлось лишь ждать победы рабочей революции, хотя их личные неурядицы и страдания от сексуального угнетения «блёкли». Женщины могли бороться — но всего на всего в качестве рабочих, брошенных в мир мужчин; женщины, которые занимались домашним хозяйством и уходом за детьми не могли сделать даже небольшой вклад. Борьба за права женщин охватила равенство на рабочем месте, но не положение в доме.
В то время как марксисты утверждают, что рабочий класс становится революционным путем коллективного управления собственной рабочей силой, феминистки не добиваются признания, что женщины являются революционной силы в той степени, в которой обладают коллективным контролем над собственной сексуальностью. Понятие общности — сестричество — как фундаментальное для возможностей женщины, безусловно, занимает центральное место в феминистской философии, равно как и требование права контролировать собственные тела. Но явная связь двух идей: представлении о женщинах как о коллективном органе и классе оказывающем контроль над их коллективной силой, выраженной в сексуальности, — еще не сформировалась. Но она присутствует в концепции Маркса и Энгельса о раннем человеческом обществе.
Сегодня дарвиновская антропология проверяет основные положения Маркса, Энгельса и Моргана о коммунистической, коллективной и матрилокальной природе человеческих существ, а также идею, что мы продукт т.н. человеческой революции. Революция, которая сделала нас человечными была связана с кризисом по уходу за детьми; чтобы обеспечить необходимой помощью дорогостоящих отпрысков с большим мозгом, женщины (с их сыновьями и братья), прибегали к коллективной «забастовке» с целью организовать труд мужчин. В данном случае первым словом женщин было НЕТ! Сегодня патриархальный капитализм с громадной скоростью ведёт к дикому кризису в сферах ухода за детьми и отчуждения от нашей человечности. Нам необходимо ещё одно огромное, коллективное НЕТ!, созидательный отказ принять разрушение здравоохранения, социального обеспечения, образования, ухода за детьми и жильем. Чтобы НЕТ! было сказано громко женщинами из рабочего класса.
Итак. Да, классовая борьба стоит в приоритете, но сам класс разделён на гендеры. Очень часто мы всё ещё слышим от «бородатых» марксистов рассуждения о «женском вопросе». Давайте предположим, что мы все мужчины. Как антрополог, я провёла полевые работы с людьми хадза, охотничье-собирательской группой в Танзании. Имя собирательное существительное для обозначения всех людей имеет женский род и множественное число и подразумевает всех женщин, детей и мужчин. Их предположение — все люди имеют «женский род»! Оно подчёркивает центральное место женщины в лагерной жизнь, место производителя и продолжателя рода, но оно же включает в себя всех. По сути для хадза общество невозможно представить без женщины. И женщины полностью зависят от коллективности, опираясь на это, чтобы противостоять любой попытке мужчины эксплуатировать или принуждать их.
Мы должны понимать нашу классовую борьбу именно таким образом. Как нам следует коллективизировать и социализировать способы производства и воспроизводства? Наше человечество осознало себя посредством совместного ухода за детьми и труда. Только через данную практику оно может быть восстановлено. С этой точки зрения, это не вопрос, который носит политический характер: оскорбительное поведение людей в движении или вопросы революционной организации. Мы не может иметь революционное сознание без организации, как женщин, так и мужчины против злоупотребления властью.
В конце «Кровных отношений» марксист и антрополог Крис Найт утверждает: “Мы были здесь – на этом витке спирали — раньше. Результат революции не просто задумка «будущего», абстрагированная от прошлого. Бороться за свободу то же, что становится человеком в первый раз в жизни. Однако с точки зрения становления человеком, процесс деторождения, в котором мы должны одержать победу – а наше выживание как биологического вида зависит от него – был, по большому счёту, уже выигран. Никто из нас не был бы здесь, если бы не было так. Чтобы понять это, нужно понять, и тем самым, сделать себя орудием, реальным импульсом неизбежной эмансипации нас, женщин, работников и представителей вида. Рабочий класс является первым существенным производительным классом в истории классового общества, который приобрёл ударную силу. Это первый класс, набравшийся сил, чтобы сказать «нет». Когда он поймёт это тождество между «нет» и «нет», которое женщины пытаются доказать в течении последних нескольких тысяч лет — это слияние сил сможет заполучить силу, и никакая сила на земле не сможет воспротивиться.
И то правило, которое левые должны взять за основу, без которой не может быть никакой человеческой культуры, является правилом против насилия.